Забастовка – это не шутка: если работникам здравоохранения придется бастовать, то эффект от забастовки должен быть настолько болезненным, чтобы необходимость принять решение осознали те, кто за это отвечает, считает председатель правления Восточно-Таллиннской центральной больницы Ральф Алликвеэ. Портал Med24 публикует комментарии людей, связанных со здравоохранением, касающиеся уходящего и будущего года.

Какое событие в области здравоохранения вы считаете самым значительным в 2016 году?

Если говорить об Эстонии, то я не могу назвать ни одного события в области здравоохранения, которое действительно стало бы переломным. Продолжались шедшие годами вялотекущие процессы. Все больницы пытались развиваться, помогать больным и удерживать персонал настолько, насколько это возможно с нашими денежными ресурсами, и, в то же время, постоянно быть готовыми к тому, что больницы у нас виноваты во всех несчастьях. Обычная повседневная жизнь.

Если все-таки говорить о том, что мне запомнилось в уходящем году, то эти события связаны с нашей больницей. Летом поступила информация о том, что наша женская клиника аккредитована в качестве европейского учебного центра, а в ноябре нам сообщили, что наша глазная клиника стала частью общеевропейской сети сотрудничества между клиниками в области редких глазных заболеваний. В Эстонии на данный момент есть всего две клиники, которые входят в эту сеть: глазная клиника ВТБ и детская клиника Клиникума Тартуского университета в части некоторых редких глазных болезней. Эти два события стали самыми светлыми моментами, которые показывают, что, несмотря на все трудности, больница ведет повседневную работу на хорошем, современном европейском уровне.

Довольны ли вы ходом дискуссии о жизнеспособности финансирования в области здравоохранения?

Не доволен, но и участвовать в этой дискуссии тоже не стану. На самом деле, дискуссий сейчас и не ведется. Объем договоров Больничной кассы должен вырасти примерно на 100 миллионов евро. Для этого у учреждений здравоохранения имеются как необходимые ресурсы, так и пациенты. Я не представляю себе, где можно найти такое количество денежных средств, ведь несмотря на то, что мы считаем себя богатым государством, на самом деле мы – бедное государство. Мы должны признать, что, по меньшей мере, в ближайшие годы мы не сможем позволить себе всё то, что позволяет себе богатая Европа. Нам приходится выбирать, но мне кажется, что те люди, которые избраны или назначены этим заниматься, по какой-то причине стараются этого не делать. Неспособность принимать решения означает, что завтра мы окажемся в гораздо худшей ситуации, чем сегодня.

И все-таки кажется, что о финансировании здравоохранения в этом году велось больше разговоров, чем в предыдущем?

Да, но это слишком общие разговоры, смысл которых в том, чтобы никого не обидеть, демонстрируя, что мы якобы занимаемся делами. В них довольно много показухи. Мягкие разговоры ни к чему не приведут. Дело трогается с места только тогда, когда возникает острый конфликт. Конечно, в этих дискуссиях звучал голос обществ медсестер и Союза врачей, но это был глас вопиющего в пустыне, который никто не услышал. Поскольку этот голос не доносится далеко, те люди, которые обязаны принимать решения, не принимают его всерьез.

Союз врачей сообщил правительству, что ждет ответы к 15 февраля, и если их не будет, то может начаться забастовка. Вы верите, что в следующем году будет забастовка?

Моя вера ни на что не влияет. Забастовка – это не игра. Если начнется забастовка, то эффект от нее должен быть очень болезненным. Он должен быть настолько болезненным, чтобы люди, принимающие решения, поняли, что в один прекрасный момент придется им решать по-настоящему. Если бастовать просто так, шутки ради, то в этом нет никакого смысла.

И все-таки мне хотелось бы, чтобы наши уважаемые политики, на плечи которых возложено принятие решений, поняли, что разумнее всего будет решить сейчас, а не запутывать отношения между людьми еще больше, а потом пытаться привести их в порядок.

Как вы думаете, в ближайшее время, при новом правительстве могут произойти изменения в области финансирования?

В 2017 году никаких крупных изменений точно не будет. Кто вообще может сказать, как долго продержится это правительство при нынешних политических играх? Если премьер-министру хватит смелости и решимости, то срок работы правительства, очевидно, будет ощутимо длиннее, но если он будет стараться смягчить все дела, то я очень сомневаюсь в том, что такое правительство долго проживет.

Из-за неадекватного финансирования сферы здравоохранения профессиональные общества недавно представили правительству обращение, врачи угрожают забастовкой. Как вы считаете, эти действия имеют какой-то результат, или, как вы сказали, это просто глас вопиющего в пустыне?

Каждая маленькая капля точит камень. Вопрос в том, наступит ли этот результат тогда, когда от него еще будет какая-то польза. В течение 25 лет существования независимой Эстонии нам очень везло, и мы могли оказывать нашим соотечественникам помощь на том же уровне, на котором ее оказывают в Европе. Что будет дальше – большой вопрос, так как люди стареют, потребность в помощи увеличивается. Где взять на нее денежные средства? Этого я не знаю. Волей-неволей придется выбирать, какую помощь мы сможем оказывать. Всегда ли мы сможем оказывать помощь на уровне Audi A8, или наш уровень – это скорее Opel?

То есть, кто-то должен сказать это вслух?

Данное решение должны принять политики, и они должны сказать это. Затем его должны принять профессиональные общества, так как все они тоже борются во имя того, чтобы делать работу на высшем европейском уровне.

Я предполагаю, что профессиональные общества, образно говоря, не заинтересованы в уровне Opel...

Разумеется, нет, но всё решает одна небольшая вещь – кошелек. На уровне Audi A8 можно оказать помощь двум-трем людям, но еще семь-восемь останутся без помощи. В первом полугодии наша больница оказала эстонскому государству гуманитарную помощь на сумму 2,2 млн евро. Что касается второго полугодия, я уже сейчас вижу, что объем договоров превышен более чем на миллион. Очевидно, мы перевалим и за второй миллион. Мы получаем деньги назад с коэффициентами, но 1 ‒ 1,5 миллиона все-таки остаются гуманитарной помощью, которую мы оказываем государству. Если бюджет больницы на 3,5 ‒ 4 процента состоит из гуманитарной помощи, такая больница нежизнеспособна. Это означает, что развитие останавливается, люди недовольны зарплатой, и в один прекрасный момент те, кто может претендовать хоть на какое-то место на европейском рынке труда, вынуждены будут сделать выбор, куда пойти дальше.

Что вы ждете от будущего года?

С точки зрения больницы я надеюсь, что мы ни в коем случае не потеряем ту позицию, которую завоевали. Если говорить о здравоохранении в более широком смысле, то 2017 год должен стать годом принятия решений, чтобы в 2018 году можно было вести нормальное и рациональное финансирование тех организаций, которые в результате этих решений займут позиции на ранке здравоохранения в Эстонии. Мне очень хотелось бы, чтобы в 2017 году наши уважаемые политики смогли признать, что в Эстонии проживает 1,3 миллиона человек. Наши средства ограничены, и государству придется выбирать, можем ли мы обеспечить круглосуточную медицинскую помощь 365 дней в году либо гарантируем ее в объеме 40 часов в неделю, по рабочим дням, в обычное рабочее время.

Я очень надеюсь, что в 2017 году удастся окончательно определиться и с тем, какую роль больницы Эстонии играют в системе государственной обороны, а также найти средства для ее выполнения.

Насколько активно этим сейчас занимаются?

Об этом говорится уже на протяжении пяти лет. В последнее время говорят, что больницы должны финансировать эту задачу за счет собственных средств. Это нонсенс. У нас могут быть великолепные воинские части и вооружение, но во время конфликта в помощи нуждаются как военные, так и гражданское население. Нужно учитывать, что если разгорится серьезный военный конфликт, в первую очередь возрастет нагрузка на больницы. Следовательно, мы должны быть готовы оказывать помощь в совершенно иных условиях. Сейчас этим никто не занимается. Я, будучи руководителем одной из крупнейших больниц в Эстонии, не знаю, какова моя роль в ситуации военного конфликта, и потому не могу требовать исполнения обязанностей от своих подчиненных.

Автор: Мадис Филиппов, Med24